9 Орнейр, 308 (14:00 — 16:59). Площадь разломов.

Путь их был долог и полон какого-то гнетущего молчания. На уроках преподавателя Фремдера мало кто мог позволить себе болтать, да и не до разговоров было, ведь часто на уроке мелькали вещи весьма и весьма пугающие. Иногда даже шокирующие. И даже сейчас, когда, по сути, урок еще не начался, все молчали и шли вперед. И Корвус тоже молчал. То ли потому, что атмосфера располагала, то ли банально из-за того, что разговаривать здесь ему было не с кем.

Подземелье дыхнуло на него сыростью. Воздух тут был застоялый, тяжелый. Но он был спокоен, заходя в каменную глубь замка. Едва ли он испытывал какой-либо пиетет на запретной обычно территории. Если открыли дверь, значит, заходить можно. А в остальное время туда лучше и не лезть, раз уж дверь закрыта. Все достаточно просто.

Однако, помня, чем закончилась предыдущая практика... Пожалуй, и эта не обещала быть хоть сколько-нибудь веселой. Или просто приятной. Тусклое освещение коридоров, долгий путь, шуршание одежд и дыхание людей вокруг оптимизма совершенно не добавляло.

Он вошел в комнату одним из последних. Ступил за порог двери, чуть вытянулся, оглядывая помещение за спинами других людей. Сердце его гулко ухнуло, а затем забилось, а в глазах засел клубящийся страх. Рифты. Он никогда не видел их, но слышал. А кто о них вообще не слышал, если их появление предзнаменовало жестокую смерть от рук темных тварей...

Он подавил в себе желание сделать шаг назад, а затем убраться куда подальше, ведь никаких чудовищ здесь попросту не было.

Ивица ответила не мгновенно. Как, впрочем, и не сразу услышала, что к ней кто-то обращался. Несколько секунд Лафорте пришлось помучиться ожиданием ответа маленькой подружки, пока та, ссутулившаяся и нахохлившаяся, словно только что поднявшийся из лужи и топорщащий перья воробушек, искрила напуганным взглядом в направлении настежь распахнутых врат в потусторонее. Грудь девочки при этом вздымалась и опадала размеренно и ритмично. Во всем ее поведении, от осанки и выбранной позы до упрямой внимательности в немигающем взоре, читался испуг не панический, но отрешенный. Едва ли Ив могла похвастаться опытом столкновений с разломами и чудовищами. Нет, не могла ни в коем случае. Тем не менее, сейчас девочка предстала окружающим в неприятнейшей из своих ипостасей. Демонстрировала, подняв к лицу, будто щит, своей тяжестью неожиданно неспособный преломить бледных ручек-тростинок, эту странную привычку. Готовность, что без единого слова сообщала окружающей девочку враждебности: Ивица боится, и она жалкая, но за страхом ее скрыта спасительная способность принять этот страх, как любое иное обыденное чувство, и, вместо того, чтобы быть им сломленной и вырванной из земли с корнем, найти в себе силы совершить побег или остаться не из покорности ужасу или оцепенению, а в качестве осмысленного ответа угрозе.

И все-таки, безусловной сути происходящего сей ипостаси не под силу было еще изменить. Ивица просто маленькая девочка, которая напугана. И ей, не меньше Лафорты, нужна поддержка.

— Ой.

Девочка встрепенулась от неожиданности, хотя от обращения подруги прошло уже несколько секунд — видимо, притяжение нереального, затаившегося в вихре невиданного мрачного чуда, затмевало действительность до сих пор. Увидев перед собой знакомое лицо любимой девочки, Ивушка опустила плечи. Слова с ее губ сошли с облегчением, выраженном во вздохе:

— Да, конечно мы можем, — девочка кивнула и, отведя взгляд, сделала шаг вбок, чтобы встать к Лафорте поближе, — Мне тоже страшно. Но если ты возьмешь меня за руку, то мне самой будет гораздо легче.

И Ивица скромно коснулась ладони Лафорты указательным пальчиком, словно предлагая ее левой руке свою, правую. Крохотную, еще по-детски пухловатую, не поспевающую в своем неспешном преображении за тонкими, уже такими почти взрослыми чертами старшей подруги.

— Мы тут не одни. С нами господин Фремдер и остальные.

Все это время Ивица говорила тихо, почти шепотом. Обстановка подземелья не располагала к громкой радости, и такое выражение эмоций было у юной волшебницы совсем не в характере. Только присутствие Лафорты, сближение с нею оживило чувства, заглушенные ожиданием худшего, скорой погибели, вперемешку с надеждой на покровительство взрослых.